В то далёкое лето. Повести, рассказы - Левон Восканович Адян

— Остался один овражек, пройдем его и дойдем, — ответил я. — Хочешь, вернемся?

— Нет, не хочу, дай руку.

Держась за руки, мы с Мариной шли через прохладный лес.

— В следующем году, когда приедешь, вряд ли устанешь, — сказал я, — в этом году впервые, с непривычки, поэтому устаешь.

— В следующем году не приеду, — в глубокой тишине леса звонким голосом сказала Марина, — что здесь есть?

— Тебе не нравится наше село? — слегка обидевшись, сказал я.

— Не знаю. — Марина молчала. Потом, когда снова заходили в лес, сказала: — Нравится. Вначале не нравилось. Потом начало нравиться. После того, как встретила тебя. — Последние слова она сказала подчеркнуто. Я пристально посмотрел ей в глаза, они хитро улыбались. Мои пальцы, независимо от меня, сжали нежную, до прозрачности белую руку Марины. Я спросил:

— А Апрес кем вам приходится?

— Кто такой Апрес?

— Апреса не знаешь? — улыбнулся я. — Апреса с почты знает весь район. Отец Алвард. В райцентре был конкурс врунов, он занял первое место.

— Аа, — поняла Марина и тоже улыбнулась. — От трели птиц и запаха лесной сырости я потеряла голову… Его сын у нас, в Сумгаите живет.

— Моя сестра тоже там живет, работает на каучуковом заводе.

— Правда? — посмотрев на меня, Марина продолжила. — Мы приходимся какими-то дальними родственниками. Кроме того, его сын попал в больницу, оперировали. Моя мама же в больнице работает медсестрой, она ему очень помогла. Когда выписался, часто ходил к нам домой. Отец его, то есть дядя Апрес, приехал в Сумгаит. Когда возвращался в село, мама меня тоже с ним отправила. Дядя Апрес сам предложил, и я, конечно. была не против. Ведь нужен же был повод увидеть тебя, — она, конечно, шутила.

— А отец? — осторожно спросил я, — у тебя нет отца?

— Нет, — после небольшой паузы озабоченно сказала Марина. Потом добавила: — Разошелся с нами, в другом городе живет. В Средней Азии. Женился, и от новой жены имеет дочь. — Опять ненадолго замолчала, потом сказала: — Я, моя мама и брат Валерий. Брат в этом году пойдет в первый класс.

Шли молча. Дорогу с визгом перелетали красивые зяблики.

— Но больше сюда не приеду, — вдруг заявила Марина.

— Но почему? — быстро спросил я, — ведь ты же говоришь, что наше село тебе нравится?

— Все равно, не приеду. Ты не нравишься его жене, — улыбаясь, добавила Марина.

— Я? — удивился я.

— Говорит, что ты в нем нашла?

— А ты?

— А я смеюсь. Говорит, в селе все про тебя говорят, зачем с ним ходишь по лесам? — Марина посмотрела на меня таинственно улыбающимися глазами. Я не сказал Марине, что мой отец тоже упрекнул меня. не сказал, что он утром поругался со мной.

А он, действительно поругался: «Что ты привязался к этой девушке, — сказал мне утром отец, — твои товарищи в день по два трудодня зарабатывают, а ты бесцельно шляешься по лесам».

Я думал об этом, а Марине сказал совсем другое:

— Приезжай в следующем году к нам, останешься у нас.

Марина, искоса, посмотрела, покачала головой:

— Не приеду. — сказала она с легким движением головы, — а потом добавила: — Твой отец аробщик?

— Да, — сказал я, явно краснея, — а что?

— Ничего, я просто так сказала, — она помолчала немножко, затем прождолжила: — Я сегодня видела его.

Я вмиг представил обросшее лицо отца, резиновые, изношенные лапти, клетчатую, старую рубашку, спадающую до колен, вспомнил брюки с тысячью заплаток на них, мгновенно вспомнил и спросил, вспотев и покраснев:

— Где?

— До твоего прихода сидела под деревьями, проехал на арабе, груженной сеном. Меня не видел.

Мы молчали. Я по-прежнему шел впереди, дорога сузилась, осталась только тропинка, а вокруг нас снова гнездились канарейки, печально и надрывно с перерывами куковала кукушка в лесной глуши. Лес закончился, мы вышли на поляну Джангира. На прошлой неделе мы были там, но сейчас ежевика была более спелая, ее было много. Длинненькая и сладкая, она бывает только здесь. Поели ежевики, сели на зеленой траве. Бесконечно приятно было смотреть издалека на наше село Хндзахут, затерявшееся в молочном тумане, потом снова ели ежевику. Родниковой холодной водой, от которой чуть мои пальцы не замерзли, я отмыл посиневшие от черной ягоды руки Марины. Марина без конца смеялась, потому что вода была слишком холодной, а я не отпускал ее руку, и моя рука дрожала, когда я опускал ее в воду и растирал губы Марины. Дыхание Марины было теплым, она смеялась прикрытыми губками, вроде, попыталась бежать, снова покорно остановилась, а я хотел, чтоб это мгновение задержалось, и сердце мое замерло. Потом, Марина, смеясь, убежала, роскошные волосы рассыпались по ее плечам.

Солнце уже дошло до покрытой густыми лесами горы Кхнахач и зашло за тучи, дремавшие на горе.

— Солнце уже заходит, — чуть издалека сказала Марина, — пошли домой.

— Солнце ждет нас, — сказал я. — В нашей деревне солнце умное.

Обратная дорога проходила через ущелья, мимо речки Барак джур. Я собрал полевой букет, закрепил в Марининых волосах, и вместе с восхитительным девичьим ароматом от нее исходил аромат цветов.

Вдруг, в лесу стало темно, верхушки деревьев закачались от сильного ветра. Канарейки перестали петь. Друг за другом, рассекая воздух, над лесами, разрывались молнии. Приближался дождь. Село было еще далеко, нужно было скорее перейти реку, потому что сзади, над высокой горой Кахнахач, небо потемнело до черноты, там уже шел дождь. Он шел над горами и ущельями в сторону села. «Скоро река станет полноводной», — подумал я. Мы с Мариной, держась за руки, бежали через сумрачный, качающийся лес и, как только перешли через реку, нас настиг проливной дождь. Зашли под одно случайное дерево, здесь было надежно, я посмотрел наверх и, взяв Марину за руки, выбежал из-под дерева, потому что это был высокий, вековой дуб, а у нас известно всем, что молния поражает, именно, дубы.

С Мариной побежали обратно по узкой дороге, ведущей в село, бежали, промокнув. Я искал взглядом буковое дерево или граб, наконец, нашел граб. Но мы уже промокли, я хотел снять рубашку и накинуть на плечи Марины, но она не дала: «Мне не холодно», сказала она, но ежилась, прижимаясь к стволу дерева. Я левой рукой обнял её, она прижалась ко мне, спадающие, как водопад, волосы касались моего лица, волосы источали приятный аромат, а ее мокрое тело было хрупким и теплым. Я хотел сказать ей про свою любовь, хотел сказать, что бы ни произошло, я буду любить ее всегда, но не осмеливался, губами осторожно и нежно касаясь ее волос…

А дождь все шумел, дождевая вода несла по тропинке ворох листьев, молния сверкала, на короткое мгновение освещая потемневший лес. Промокшее